Моя подруга детства печёт вкусный хворост. Печенье такое.
Я не знаю, в чем её секрет, может, кроме муки, сахара и яиц она там что-то ещё добавляет, но этот хворост у неё такой нежный и хрустящий выходит, что просто пальчики оближешь.
Она читала меня с самого начала блога, практически каждый день, и если ей особенно нравился текст, сообщала восторженно: "Слушай, ты просто про меня всё написала! Как? Ну как?"
А если я попадала в беду, она переживала очень, но никогда не давала непрошенных советов, только писала: "На улице Маршала Захарова есть квартира, где тебе всегда рады и всегда ждут. Там я и хворост".
Иногда она оправляет мне хворост в плетёной корзиночке, обёрнутый полотенчиком в розовый ромбик. Он успевал доехать ещё тёплым.
Я знаю правила: хворост надо съесть, а корзинку и полотенчико вернуть.
Это очень ценно, на самом деле, знать, что где-то тебя всегда ждут и, если надо, испекут хворост, чтобы снизить градус твоей боли.
В прошлом году случился февраль, который не закончился до сих пор.
У нас с подругой не совпали политические позиции и жизненные ценности.
И потом был сложный диалог, в котором она сказала мне, что "я не верю, что это ты", и что "никакой ты после этого не писатель, не смеши", и что "тебе жить с этой совестью", и прекратила общение.
Ей хотелось, чтобы я вела себя иначе, а я не вела. Я могла бы всё объяснить, но любые мои объяснения выглядят оправданиями, и никому не нужны.
Я понимаю. Нет, я правда понимаю.
Очень сложно принимать близкого человека, который не оправдывает твоих ожиданий. Проще отвернуться, чтобы не врезАться постоянно в его неидеальность.
На днях я читала детектив. И там был диалог двух адвокатов, совсем молодого и более опытного.
Одному предстояло защищать в суде женщину, которую обвиняли в совершении серьёзного преступления (убийства).
А сам адвокат был уверен в её виновности, что не освобождало его от необходимости её защиты.
И второй адвокат, опытный, советовал ему построить свою линию защиты на раскрытии личности этой женщины: мол, посмотрите на нее, она же ангел, она же душка, ну какие тут преступления, ну о чём вы...
- А если я сам не верю, что она ангел? И наоборот, верю, что это она виновата? - хмуро спросил тот первый адвокат.
- Тогда твоя защита - это ставить под сомнения все доказательства её виновности, которые представит обвинение. То есть или ты сам должен доказать, что она не виновата, или убедить присяжных, что истиных доказательств виновности этой женщины нет, а значит, осудив ее, они возьмут грех на душу...
Я подумала, что это очень страшно - быть адвокатом того, в чью невиновность сам не веришь. Это какая-то ловушка, когда надо выбирать между профессиональными принципами и человеческими.
Моя подруга уверена в моей виновности, но адвокатировать меня не хочет. Она видела, как я поступила, и считает, что своим поступком я убила в ней и уважение и нашу дружбу.
И никаких оправданий мне нет.
Поэтому она выносит вердикт: виновна!
И приговаривает меня к конфискации у меня себя и своего хвороста.
Хворост - это не лакомство, это метафора поддержки. Это "ты молодец".
А отсутствие хвороста - это "ты немолодец, ты - ужасный бессовестный человек".
Теперь меняемся местами.
Я - ее адвокат. В моих глазах она тоже калечит нашу дружбу, потому что получается, она готова дружить со мной только до момента, пока я совпадаю с ее идеальным образом меня. А когда я не совпадаю - сразу пошла вон. А я совпадающая и не совпадающая с ее ожиданиями - это одна и та же я. Это всё я, вмещающая и те черты, которые приводят ее в восторг, и те, что кажутся ей неприемлемыми. Вот такая уж я, прости.
"Я не верю, что это ты",- сказала она мне тогда.
"Тебе придётся в это поверить", - сказала ей я.
Я знаю, что её поступок продиктован болью и обусловлен обстоятельствами. Я знаю, что в нем много бессилия и отчаяния. Я знаю, что двадцать пять лет дружбы сложно стереть, это же не 25 дней.
Я знаю, что много людей за этот год потерялись, отфильтровались, и всё происходящее - это один большой дуршлаг, в который ускользают события, люди, поступки, а на дне остаются самые... редкие, самые важные, самые твои.
Она отхлестала меня отсутсвием себя в моей жизни. Она, конечно, нашла других людей вместо меня, но не думаю, что они смогли меня заменить.
Потому что у меня так. Очень много крутых и невероятных людей вокруг, я пустила их в свой ближний круг, но все - не она.
Вчера днем мы с той подругой случайно встретились в метро. У нас на зелёной линии ремонт, и поезда не ездят дальше метро "Орехово". И получается, что это очень короткая ветка, из трех станций. И там совсем мало народу поэтому сейчас, маленький пассажиропоток.
И мы с ней практически одни были на той станции. Вышли из разных вагонов, узнали друг друга и замерли. Это было немножко апокалиптично, потому что были мы и какая-то неестественная для метро тишина. Будто машинистам с обоих сторон сказали: "Тссс, пока не выезжайте из туннелей, этим двоим надо поговорить".
В прошлом апреле состоялся наш последний с ней разговор. Год. Год прошел.
Я тогда сказала:
- Когда все закончится, давай снова найдем друг друга. Пожалуйста...
А она ответила:
- Вокруг волчьи стаи. Когда всё закончится, мы будем уже не мы.
И вот прошел год. И в середине зала метро Орехово встретились взглядами не-мы. Постаревшие на год, помудревшие, повзрослевшие.
И смотрели друг на друга полминуты.
И заплакали обе.
А потом она сказала: "Ничего не закончилось", развернулась и пошла в одну сторону.
А я пошла в другую. Не побежала за ней. Хотя могла бы.
Так и разошлись, непростившие, непрощённые.
И тут из туннелей в обе стороны вырвались поезда, и грохот заполонил станцию.
Я шла, не вытирая слёз, и думала: "Ну надо же, и правда не мы..."
Я рыдала и думала, что жизненные жернова безжалостно перемалывают чувства, отношения, дружбу, любовь, и с этим ничего нельзя сделать, просто надо жить в этом грохоте...
А мой адвокат внутри хрипел: "Я протестую, ваша честь. Просто мы все живые, а живые поступают и глупо, и плохо, и слабо - потому что живые. А не потому, что плохие".
А потом я гулять пошла, с детьми и друзьями. И было шумно, и весело. А я была какая-то заторможенная, и уставшая, и голова разболелась вечером, наверно, от дневных слёз.
А потом был звонок. И курьер.
Вы Ольга? Это вам. От кого? Не сказали.
И плетёная корзиночка. И полотенце в розовый ромбик. А внутри... хворост. Ещё теплый. Сверху сахарной пудрой присыпан...
Я так рыдала, Господи, дети напугались даже.
- Что случилось, мама? - спросил сын. - Тебя обидели?
А я не знаю, как объяснить.
- Нет. Не обидели. Наоборот. Это я от счастья...
- Я не знал, что ты так любишь хворост...
Да не то слово. Обожаю...
Это говорящий хворост. Он говорит, что не-мы всё же немножко мы...
Вокруг волчьи стаи,
Они настигали...
Давай пролистаем
Те сны, что пугали...
Давай мы проснёмся.
Я очень скучала.
Давай мы начнёмся,
Начнёмся сначала...
